«Дом – это убежище, это тело, которое мы одеваем поверх своего тела. Тело стареет и наш дом тоже стареет, тело может заболеть и дом тоже. А как же безумие? Когда в доме живут сумасшедшие, разве их безумие не просачивается в комнаты, стены, коридоры и даже доски паркета… И иногда мы чувствуем, как это безумие тянется к нам», - вещал голос Стивена Кинга с экрана телевизора. Амелия включила его, чтобы не сидеть в тишине. Тишина этого дома не была спокойной и умиротворённой, она была напряженной, словно в фильме ужасов за секунду до того, как на главного героя нападет серийный убийца в хоккейной маске. Кто же знал, что Нокс попадет на «Особняк красной розы»? Слова мастера ужасов зацепили и заставили задуматься о своей правдивости по отношению именно к этому дому. Одержимость Лиама всего за восемь лет сделали это место «безумным». Мел даже жалела, что переступила его порог. До этого момента она хранила в своей памяти светлый образ дома, в котором выросла. Косые лучи солнца, ложащиеся на деревянный пол, морской бриз, проникающий сквозь открытое окно, звезды, которые Лиам нарисовал на потолке её комнаты. Образы эти Амелия хранила как сокровища, в самой глубине своей памяти. Теперь они были перечёркнуты настоящим. Заклеенным старыми газетами и скотчем окном, кучами мусора на полу, запахами плесени и гнили. В свою комнату она так и не решилась зайти.
Для того чтобы привести дом в более или менее привычный вид девушке понадобилась неделя. В гараж она входила с большими опасениями. Если уж дом был превращен в алтарь поклонения Кейти, что ожидает её в мастерской Лиама? Всё оказалось лучше, чем думала Мел. На первый взгляд помещение выглядело заброшенным: куски брезента и пленки накрывали мебель, даже ту злосчастную кушетку, на которую Амелия не могла смотреть без чувства тошноты. В стороне у стены стояли упакованные картины. Нокс провела пальцем от одной к другой, считая. Двенадцать чертовых картин. Взяв одну из них, девушка вернулась в гостиную. Оставив картину на диване, она сходила на кухню за ножом. Аккуратно срезала бечёвку и, отложив нож, сорвала бумагу. На картине был пейзаж. Если точнее, лес. Косые солнечные лучи пробивались сквозь спутанные ветви деревьев, освещая в луговой траве яркие цветы люпина. Мел усмехнулась: обычно Лиам рисовал океанские пейзажи. Его океан состоял из тысячи оттенков, и выглядел так, словно вот сейчас волны захлестнут картинную раму и выплеснутся в реальный мир. Но лес Лиам не рисовал. Стоит отметить, картина была красива. Амелия пригляделась внимательней, пытаясь разглядеть детали, и, неожиданно вскрикнув, отбросила от себя полотно. Тяжело дыша и пытаясь унять бешеный стук сердца, девушка смотрела на картину. Через несколько минут она убедила себя, что увиденное ей просто показалось и, подойдя, с опаской подняла картину. Не показалось.
- Ублюдок. Чертов ублюдок, – сквозь зубы выругалась Амелия, и, держа картину, стремительно направилась к гаражу. Стащив со старого мольберта брезент, она водрузила на него работу Лиама и закрыла той же тряпкой. Вытащив из кармана телефон, быстро нашла в списке контактов Элизабет Блэк. Они были знакомы с детства и даже дружили в короткие летние периоды. Вроде бы Блэк владела местной галереей, а значит ей можно было продать чертовы картины. Или хотя бы сдать на хранение. А если она их не продаст, то выволочет во двор и сожжет.
Лиз приехала на следующий же день, ворвалась в старый дом, и, с видом английской королевы, посетивший коровник, огляделась вокруг. Именно поэтому девушка не стала предлагать подруге кофе: понимала, что та откажется.
- Я… нормально, – Мел пожала плечами. На похоронах матери она была просто разбита. Погребение Лиама не вызвало внутри неё никаких особых чувств, по крайней мере, Нокс себя в этом уверила: «Мы с Лиамом не были близки уже давно. Ты ведь знаешь, - Амелия усмехнулась, - весь чертов остров знает, из тех, кто приезжает каждый год».
Когда Блэк предложила просто отправить людей за картинами, Нокс отрицательно мотнула головой: «Давай ты сначала посмотришь».
- Более, чем серьезно. Если ты не заберешь эти чертовы картины, я их сожгу или утоплю в океане. Думаю, им самое место на дне, – бросила Мел, и, засунув руки в карманы джинсов, направилась в гараж. Картина, прикрытая тканью, все ещё стояла на мольберте. Там, где её вчера оставила Нокс.
«Начнем с этой», – журналистка потянулась к холсту и почувствовала, как подрагивают её пальцы. Выругавшись, она одним движением стянула ткань, обнажая картину. «Приглядись внимательней», – посоветовала Амелия, отходя назад и отворачиваясь от картины. Лучше уж смотреть на старую мебель или даже на чертову кушетку, а не на это: «Там, в глубине, за листьями, глаза. Её глаза».